Неточные совпадения
Козлов, показав ему «Строельную
книгу», искусно рассказал, как присланный царем Борисом Годуновым боярский сын Жадов
с ратниками и холопами основал порубежный городок, чтобы беречь Москву от набегов кочевников, как ратники и холопы дрались
с мордвой, полонили ее, заставляли
работать, как разбегались холопы из-под руки жестоковыйного Жадова и как сам он буйствовал, подстрекаемый степной тоской.
С той поры он почти сорок лет жил, занимаясь историей города, написал
книгу, которую никто не хотел издать, долго
работал в «Губернских ведомостях», печатая там отрывки своей истории, но был изгнан из редакции за статью, излагавшую ссору одного из губернаторов
с архиереем; светская власть обнаружила в статье что-то нелестное для себя и зачислила автора в ряды людей неблагонадежных.
Ко всей деятельности, ко всей жизни Штольца прирастала
с каждым днем еще чужая деятельность и жизнь: обстановив Ольгу цветами, обложив
книгами, нотами и альбомами, Штольц успокоивался, полагая, что надолго наполнил досуги своей приятельницы, и шел
работать или ехал осматривать какие-нибудь копи, какое-нибудь образцовое имение, шел в круг людей, знакомиться, сталкиваться
с новыми или замечательными лицами; потом возвращался к ней утомленный, сесть около ее рояля и отдохнуть под звуки ее голоса.
И вдруг она опять стала покойна, ровна, проста, иногда даже холодна. Сидит,
работает и молча слушает его, поднимает по временам голову, бросает на него такие любопытные, вопросительные, прямо идущие к делу взгляды, так что он не раз
с досадой бросал
книгу или прерывал какое-нибудь объяснение, вскакивал и уходил. Оборотится — она провожает его удивленным взглядом: ему совестно станет, он воротится и что-нибудь выдумает в оправдание.
— А Ганька на что? Он грамотный и все разнесет по
книгам… Мне уж надоело на Ястребова
работать: он на моей шкуре выезжает. Будет, насосался… А Кишкин задарма отдает сейчас Сиротку, потому как она ему совсем не к рукам. Понял?.. Лучше всего в аренду взять. Платить ему двухгривенный
с золотника. На оборот денег добудем, и все как по маслу пойдет. Уж я вот как теперь все это дело знаю: наскрозь его прошел. Вся Кедровская дача у меня как на ладонке…
Я знал одного антрепренера, издававшего уже третий год одну многотомную
книгу. У него я часто доставал работу, когда нужно было поскорей
заработать сколько-нибудь денег. Платил он исправно. Я отправился к нему, и мне удалось получить двадцать пять рублей вперед,
с обязательством доставить через неделю компилятивную статью. Но я надеялся выгадать время на моем романе. Это я часто делал, когда приходила крайняя нужда.
Бывало, утром занимаешься в классной комнате и знаешь, что необходимо
работать, потому что завтра экзамен из предмета, в котором целых два вопроса еще не прочитаны мной, но вдруг пахнёт из окна каким-нибудь весенним духом, — покажется, будто что-то крайне нужно сейчас вспомнить, руки сами собою опускают
книгу, ноги сами собой начинают двигаться и ходить взад и вперед, а в голове, как будто кто-нибудь пожал пружинку и пустил в ход машину, в голове так легко и естественно и
с такою быстротою начинают пробегать разные пестрые, веселые мечты, что только успеваешь замечать блеск их.
Работая в «Русских ведомостях», мне приходилось встречаться
с иностранцами, посещавшими редакцию. Так, после возвращения из Сибири Джорджа Кеннана, автора знаменитой
книги «Сибирь и каторга», в которой он познакомил весь мир
с ужасами политической ссылки, редакция поручила мне показать ему московские трущобы.
Оставшись один, я попробовал
работать; работа не шла. Я достал
с полки
книгу и начал читать. Слова и мысли проходили через мою голову, не оставляя следа. Я напрягал свое внимание всеми силами и все-таки не мог одолеть нескольких страниц.
Он быстро и резко изменился. Стал задумчив, вял, утратил интерес к
книге,
работал уже не
с прежней горячностью, молчаливо, необщительно.
Я никогда не забуду этого важнейшего дня в моей жизни. Он был день свежий и ясный. Солнце ярко обливало своим сверканьем деревья, на полуобнаженных ветвях которых слабо качались пожелтевшие и озолотившиеся листья, в гроздах красной рябины тяжело шевелились ожиревшие дрозды. Баронессы и Лины не было дома, служанка
работала на кухне, Аврора качалась
с книгою в руках в своем гамаке, а я составлял служебный отчет в своей комнате. Ради прекрасного дня окна в сад у меня были открыты.
В словах Матвея Яков видел лишь обычную отговорку пустых и нерадивых людей, которые говорят о любви к ближнему, о примирении
с братом и проч. для того только, чтобы не молиться, не постить и не читать святых
книг, и которые презрительно отзываются о наживе и процентах только потому, что не любят
работать. Ведь быть бедным, ничего не копить и ничего не беречь гораздо легче, чем быть богатым.
За соседним верстаком Грунька Полякова, крупная девушка
с пунцовыми губами и низким лбом, шила дефектные
книги. Она не торопясь шила и посвистывала сквозь зубы, как будто не
работала, а только старалась чем-нибудь убить время: за шитье дефектных
книг платят не сдельно, а поденно. Александра Михайловна искоса следила за Поляковой.
Евгения Тур, то есть графиня Салиас (сестра Сухово-Кобылина),
работала в"Библиотеке"довольно долго; но до смерти ее я никогда ее не видал. Она жила тогда постоянно в Париже и очень усердно делала для нас извлечения из французских и английских
книг. От нее приходили очень веские пакеты
с листами большого формата, исписанными ее крупным мужским почерком набело.
Работая над
книгой моей"Европейский роман", куда я ввел и польскую беллетристику, я еще усиленнее продолжал эти чтения, даже и за границей, и моим последним чтецом в Ницце,
с которым я специально изучал"Пана Тадеуша", был поляк, доктор, учившийся в России.
— Вот моя работа.
Книги и прочее пришлю
с посыльным. Мы в расчете. Больше я на вас
работать не желаю.
— Я все время
работал. Что же больше делать, Сергей Павлович?
Книги с собой привез, даже лекции захватил. У меня была надежда, что к этому семестру позволят вернуться. Немало и
с народом возился, ездил по Волге, жил у раскольников, присматривался ко многому.
— Сдавайте экзамен, и будем вместе
работать. Я вас зову не на легкую наживу. Придется жить по — студенчески… на первых порах. Может, и перебиваться придется, Заплатин. Но поймите… Нарождается новый люд, способный сознавать свои права, свое значение. В его мозги многое уже вошло, что еще двадцать-тридцать лет назад оставалось для него
книгой за семью печатями. Это — трудовая масса двадцатого века. Верьте мне! И ему нужны защитники… — из таких, как мы
с вами.